О северном сказителе, городском по рождению и поморском - крестьянско-морском - по духу

К 130-й годовщине со дня рождения поморского писателя-фольклориста Бориса Викторовича Шергина/ 28.07.1893 - 30.10.1973



Сегодня составился текст памяти литератора с Поморского Севера Бориса Викторовича Шергина, в котором будут цитаты из его творческого наследия. С одной из его зарисовок и начнём.

Сначала повторимся и воспроизведём финальную часть опубликованного в конце марта с.г. текста к 180-й годовщине со дня рождения северной сказительницы, песенницы, сказочницы Марии Дмитриевны Кривополеновой/ 1843-1924 (см. по ссылке: https://xn--80adkrjejrq2ge.xn--p1ai/pinega_agro19).

С ней автору зарисовки какое-то время в начале прошлого века довелось вместе выступать в разных аудиториях.

Скончалась поморская искусница (сегодня её бы назвали мастером речитатива) 02.02.1924 там же, где и родилась: на пинежской земле в Архангельской области.

Вот как Б.В. Шергин художественно описал её кончину:

"Однажды отправилась она в дальнюю деревню. Возвращалась оттуда ночью. Снежные вихри сбивали с ног. Кто-то привел старуху на постоялый двор. Изба битком набита заезжим народом. Сказительницу узнали. Опростали местечко на лавке. Сидя на лавке, прямая, спокойная, Кривополенова сказала: "Дайте свечку. Сейчас запоёт петух, и я отойду". Сжимая в руках горящую свечку, Марья Дмитриевна сказала: "Прости меня, вся земля русская…"В сенях громко прокричал петух. Сказительница былин закрыла глаза навеки.Русский Север - это был последний дом, последнее жилище былины. С уходом Кривополеновой совершился закат былины и на Севере. И закат этот был великолепен".

А теперь о последних годах жизни самого Бориса Викторовича, о которых написал в 2010 г. в рецензии на выход в свет книги Б. Шергина "Праведное солнце. Дневники разных лет" Дмитрий Геннадьевич Шеваров, который вот уже много лет ведёт в еженедельнике "РГ-Неделя" рубрику "Календарь поэзии":

"В шестидесятые годы прошлого века жил в Москве на Рождественском бульваре (между современными станциями метро Трубная и Сретенский бульвар) Борис Викторович Шергин. Занимал две комнатки в большой коммунальной квартире. Соседи видели в нём лишь тихого пенсионера, полуслепого инвалида. Когда он с палочкой выбирался во двор, то растерянно замирал, не зная, куда ступить и где приткнуться. Кто-нибудь из мальчишек подбегал к нему и вёл к скамейке на бульвар. Там, если погода позволяла, старик сидел в одиночестве до самого вечера. Иногда папироску курил. Ветерок шевелил "нимб" седых волос и такую же седую бородку. Мимо него молчком бежали деловитые москвичи, шумными ватагами проносились гости столицы, а Шергин под стук каблучков и шелест сандалий думал о чём-то отсель далёком. О чём-то тихом, уездном, северном. Уносился, верно, душой на Соловки, куда не раз семья Шергиных ездила на богомолье. Или в свой ненаглядный Архангельск, где появился на свет за несколько лет до наступления ХХ века. (Под старость он очень радовался тому, что успел родиться в пешем и гужевом ХIХ веке.)"

И далее идут воспоминания:

"Отец его, Виктор Васильевич, был главным механиком Мурманского пароходства, корабельным мастером первой статьи, а при этом ещё и талантливым художником. Глава семейства иногда по полгода находился в плавании, и вся семья жила, прислушиваясь к тому, что происходит на море, в небе… Заплачет в трубе норд-вест. Мама охватит нас руками: "Ох, деточки! Что на море-то делается. Папа у нас там!"

Когда мальчик вырастет, он по-прежнему будет чутко прислушиваться к жизни моря, травы и неба, он найдёт десятки, если не сотни, удивительных слов для определения цвета облаков, утренней и вечерней зари. Всю жизнь Борис Викторович хранил матушкин берестяной туесок из-под морошки. Часто открывал его, чтобы услышать запах родины. Так же бережно хранил Борис Викторович всё, что ему рассказывали отец и мать. Из рассказов родителей и сложились его первые книги. Про маменьку, которая была коренной архангелогородкой и первой познакомила сына с народной поэзией Русского Севера, позднее Борис Викторович напишет: "Маменька мастерица была сказывать… как жемчуг, у неё слово катилося из уст".

В 1920-е годы Шергин стал выступать с чтением былин и сказаний, чем зарабатывал себе на хлеб. Он и в Москву тогда из-за этого перебрался. В 1940–1950-е годы Шергина записывали на всесоюзном радио. Где-то в фондах Дома звукозаписи должен храниться негромкий и степенный голос Бориса Викторовича. Печально, что такое сокровище остаётся втуне, и уже много поколений детей выросло, не ведая того, как сказывал Шергин свои "поморщины" и пел былины. Говорят, что одна радиостанция хотела дать в эфире хоть три минуты "живого" Шергина, обратилась в Дом звукозаписи, да там такую цену заломили за голос сказителя, что пришлось отступиться. Всё теперь меряем на денежный аршин, как раньше мерили на аршин идеологический. …

Ни Евангелия, ни икон никогда не прятал Шергин. Ходил в церковь, не таясь. Жил в нищете, но подлинно нищими считал тех, кто обменял совесть на пайки, ордена и автомобили с персональными водителями.

За всю жизнь у Шергина вышло несколько книг. Первая - семьдесят лет назад, в 1939 году. Называлась она "У песенных рек". А главная книга Бориса Викторовича, дневник, только в прошлом году (через 36 лет после смерти автора) пришла к читателю. В шергинских подённых записях почти нет внешних событий. Даже война лишь тенью скользит по страницам дневника.

Возникает ощущение, что автор живёт на облаке, и невольно поднимается в душе осуждение: ну как он мог писать о дождике, первом снеге и звёздах, когда в эти дни решалась судьба страны! Но, вчитываясь, вдруг понимаешь: не от сытости и не от равнодушия эта кажущаяся отстранённость, а от порыва к вечному.

И вовсе недалече это шергинское облако от земли оторвалось. Оно как аэростат, который девушки-аэростатчицы ведут за канаты по Москве. Аэростаты прикрывали Москву от налётов, а облако Шергина, сотканное из сострадания и жалости ко всему сущему, невидимо прикрывало душу и веру народную".

Вот одна из пронзительных шергинских дневниковых записей от 20.09.1945/среда:

"Говорят, война кончилась… Нет, мир сей, век сей, житуха наша - война нескончаема.

…схватились в своей "борьбе за жизнь", и разве мёртвые отвалятся один от другого. Каждому надо урвать своё.

Одни бьются и колотятся для того, чтоб ухватить корку хлеба для ребёнка, чтоб ухватить ломоть да снести его в тюрьму, больницу к сыну, мужу, отцу…

…а эти вот сражаются остервенело, чтоб удесятерить запасы вин, хрусталя, пополнить коллекции всяких редкостей и драгоценностей…"

Примерьте на наше время - начало 2020-х - спустя 7 с лишним десятилетий…

Упомянем первую публикацию автора - очерк "Отходящая красота" о концерте М.Д. Кривополеновой (выпуск газеты "Архангельск" от 21.10.1915).

В газетах и журналах Шергин помещал статьи литературоведческого и искусствоведческого характера, реже - литературные произведения.

В 1934 году с иллюстрациями Б. В. Шергина вышла поэма Василия Каменского "Иван Болотников". Поясним дополнительно, что в 1913-1917 гг. будущий литератор учился в Строгановском центральном художественно-промышленном училище. Позднее работал как художник-реставратор, заведовал художественной частью ремесленной мастерской, внёс вклад в возрождение северных промыслов (в частности, холмогорской техники резьбы по кости), занимался археографической работой (собирал книги "старинного письма", древние лоции, записные тетради шкиперов, альбомы стихов, песенники).

Завершу дневниковой записью от Бориса Викторовича с неустановленной датой:

"Лежащий в печали человек всегда хочет встать да развеселиться.

И чтобы сердце твоё развеселилось, совсем не надобно, чтоб вдруг изменились житейские обстоятельства.

Развеселить может светлое слово доброго человека".

Светлая память!

Добрая память!

В. Михайлов

июль 2023

P.S

Приведу в заключение короткий рассказ Б.В. Шергина "Как Федосья Никтишна у Ленина была":

У нас папаша был кровельщик, работал в Смольном, да перед самой революцией и скончался. Так что и жалованье недополучено. Временное правительство явилось, мамаша пошла относительно денег, воротилась со стыдом, как с пирогом. Только и спросили: "А ты, бабка, видала, как лягушки скачут?"Зима нас прижала, мамаша говорит: "Все Ленина хвалят теперь: не сбродить ли мне в Смольной-то?"Какое-то утро встаём - нету старухи. Думаем, у обедни, а она это в Смольной угребла…

И подумайте-ка, ползала-ползала там по кабинетам да на Владимира Ильича и нарвалась… Пишет он, запивает конфетку холодным чаем… Она нисколько не подумала, что это он сам, тогда портретов-то мало было, и спрашивает: "Вы, сударь, на какой главы: на письме или на разборе?"Он россмехнулся: "Как приведётся, сударыня. Вам на что?"Отвечает она: "Меня люди к Ленину натакали, ко Владимиру Ильичу. Говорят: "Твое дело, Федосья Никитишна, изо всех начальников один Ленин может распутать…" А я гляжу на вас, как быстро пишете, и думаю: экой господин многограмотной, уж, верно, не из последних начальников… Где мне Ленина искать, не войдете ли в моё положение?" Преспокойно уселась да вкратце и доложила.

У Ленина глаза сделались веселы, расхохатыват: "Верно, Федосья Никитишна… Без Ленина обойдёмся". Вызвал сотрудника, выметку из книжечки дал: "Товарищ, срочно оборудуйте Федосье Никитишне её дело".…Мамаша домой приходит и деньги выкладыват: "Все начальники в Смольном хороши! И без Ленина дело сделали".А через месяц приносит с рынка фотографическую карточку: "Вот купила начальника, с которым в кабинете-то сидела…"Мы взглянули, да и ахнули: "Мамаша, ведь это Ленин и был!"(Слышал в вагоне Северной железной дороги в 1928 г., рассказывала женщина, ехавшая из Архангельска в Ленинград, к мужу).

P.S.S

Как-то неожиданно сопоставилось в голове, что когда-то вместе выступавшие на одной сцене Мария Дмитриевна Кривополенова (похоронена на сельском кладбище в деревне Чакола Пинежского района Архангельской области) и Борис Викторович Шергин (похоронен на Кузьминском кладбище в Москве) прожили каждый (пусть с полувековым интервалом) - полные 80 лет.

Возможно, что сказительницы и сказители долго живут.

Наверное, для того, чтобы успеть больше сказать и написать!

Читайте Шергина!

P.S.S.S

А ещё есть снятые в большинстве своём в советское время мультипликационные фильмы по мотивам произведений Б.В. Шергина.

Приведу названия некоторых, перечисленных в Википедии:

"Пойга и лиса",

"Волшебное кольцо",

"Смех и горе у Бела моря",

"Про Ерша Ершовича",

"Матвеева радость",

"Мартынко",

"Поморская быль",

"Mister Пронька",

"Пинежский Пушкин".

Включайте детям эти мультики!

В разных театрах ставились в разное время и ставятся сегодня спектакли по шергинским пьесам и рассказам. Среди них:

"Волшебное кольцо (поморская небыль)"/ Архангельский театр кукол; "Скоморошья эпопея (Шиш Московский)"/ Московский государственный историко-этнографический театр;

"Мимолётное видение"/ "Театр на Набережной" в Ярославле;

"Золочёные рыбы"/ Театр кукол Республики Карелия;

"Ваня Датский"/ Московский детский театр теней в Измайлово.

Айда вместе с детьми и внуками в театр на Шергина!

P.S.S.S.SПоясню также, что несколько лет назад я побывал на могиле Бориса Викторовича Шергина на Кузьминском кладбище в Москве.

Отыскать место упокоения моего земляка мне дистанционно помогла Елена Шамильевна Галимоова из САФУ им. М.В. Ломоносова.

Спасибо ей!

Земляк - земляка - видит издалека…

Особенно на Поморском Севере!

Будем помнить!

P.S.S.S.S.SНе могу удержаться, чтобы не привести здесь отрывок из сочинения Бориса Викторовича Шергина "Слово о Ломоносове", где автор воспроизводит воображаемый диалог между отцом Василием Дорофеевичем Ломоносовым и сыном-зуйком (юнгой) Михайлой во время очередного выхода на промысел в Белое море:

"- Татка, у солнца свет самородный?— На солнце риза царская и корона. То и светит.— А звезды? Маменька сказывала: лампады ангельские…— Ну да! Звезда бы на Холмогоры пала, весь бы покрыла!— А молния?— Это бог тянет лук крепко и стреляет метко. Где увидишь дерево или камень, грозой обожжённые, там в песках стрелку ищи.— А край земли близко ли? А почто немцы говорят несходно с нами?— Ужо в грамоту тебя отдам учиться. Там толкуй, что откуль".

Бесподобно!